08 июля 2021
Материал проиллюстрирован фотографиями из фондов Астафьевской библиотекиИ вот ранним утром 9 августа мы с Валентиной Георгиевной едем на электричке в Овсянку. День был рабочий, среда, поэтому в вагоне людей было много, и особо расспрашивать Валентину Георгиевну о предстоящей работе случая не представилось, но, подходя к дому Астафьева, она все же сжалилась, видя мой напряженный вид, и сказала, что работа будет огородная.
Виктор Петрович встретил нас с улыбкой, был он свеж, бодр и расположен к общению. Оглядев меня с ног до головы, а я был одет во все светлое, он, покачав головой, сказал: «Ну, что, айда переодеваться». Я прошел в комнату, что из кухни налево, там переоделся, повесив чистую одежду на спинку кресла. В доме у Астафьева бывать приходилась нечасто, поэтому любопытно было осмотреть подробно все, но времени не было, сам хозяин уже был в «поле».
Огород Виктора Петровича представлял собой прелюбопытнейшее зрелище. Как любил шутить сам Астафьев: "Я выращиваю то, что добрый хозяин на десять рядов выполет". Начали мы с прополки центральных грядок, затем сквозь заросли травы пробились к северной стороне. Работали все втроем в охотку, с удовольствием, обмениваясь шутками-прибаутками или делясь дачно-садовым опытом. День выдался жарким, и я, спросив разрешение дамы, разделся по пояс, совмещая полезное с приятным. Виктор Петрович, видя, что я совсем незагорелый, пошутил, что хоть таким способом оторвал меня от архивной пыли, да вывел на ясно солнышко.
Валентина Георгиевна не расставалась со своим верным другом – фотоаппаратом даже на огороде, поэтому периодически откладывала в сторону мини-тяпку и фотографировала русского классика и дивногорского историка за самой, что ни на есть, деревенской работой.
Запомнилось, что Астафьев лез в самые непроходимые места и в то же время внимательно следил за тем, что делаем мы, периодически давая советы. До сих пор помню его хрипловатый голос, доброжелательность тона. Главное, что он не навязывал своего мнения, если что-то и высказывал, то с мягким юмором, но за каждым его словом чувствовалась твердая убежденность в своей правоте, основанная на личном опыте. Кстати, Астафьев работал «голыми» руками, несмотря на крапиву и колючий кустарник, но глянув на мои руки, еще в избе, по приезду, сразу пошел в дровяник и принес пару верхонок, попутно выдав тираду о современной молодежи, «белых руках» и т.д. и т.п. Впрочем, умел Виктор Петрович высказать любое замечание необидно для собеседника.
Поработав часа два, практически без «перекура», Виктор Петрович заметил, что всего все равно не переделать, поработали, мол, пора и честь знать. Нам с Валентиной Георгиевной определил доделать небольшой участок, примыкающий к той части огорода, что обращена к Енисею, а сам начал подкапывать картошку. Подкопав первый куст, позвал нас и предложил по русскому обычаю подкопать по кусту. Затем собрал накопанные нами картофелины и, присев прямо на деревянный настил, взял нож, кастрюльку с водой и стал чистить картошку.
Зная мое пристрастие к растапливанию печи, Виктор Петрович дал мне распоряжение затопить печь, а Валентине Георгиевне ставить воду да готовить закуску.
А печь в доме Астафьева была чудо, как хороша. Протапливалась быстро, тепло хранила долго. У Виктора Петровича в дровянике всегда был запас сухих дров: и березовые, и сосновые. Быстро нащепав лучины, сложил в топку полешки, затопил с одной спички и вернулся на огород. Виктор Петрович еще продолжал возиться с картошкой, а мне поручил нарвать с грядок зелени.
Отдав все Валентине Георгиевне, мы в ожидании обеда неторопливо поговорили о делах насущных. Запомнился такой эпизод. Видя, что мы уже сидим, беседуем, сосед, мужчина пенсионных лет, со своего огорода окликнул Виктора Петровича и после первых, обычных в таких случаях фраз, вдруг начал просить разрешить ему посадку своих овощей на огороде Астафьева, а то, дескать, все равно земля-то пустует, заросла вон вся. Астафьев моментально изменился, ответив соседу достаточно резко, и мы с ним после этого ушли в дом. Практически сразу прибежала соседка из того дома, где раньше жила бабушка Астафьева и где ныне расположен музейный комплекс. Принесла целую пачку книг В.П. Астафьева с просьбой сделать автографы для ее родственников, приехавших издалека. Виктор Петрович сел и, не торопясь, подписал все книги, каждый раз спрашивая имена, отчества тех, кому подписывал.
Тут наконец-то подоспел и обед. Накрыли на стол, закуска была самая что ни на есть простая. Ржаной хлеб, вареная свежая картошечка, салат из крупно нарезанных помидоров с луком и прочей зеленью, заправленный постным маслом, соленое с мясными прожилками сало. Вот, правда, напитки были заморские. Накануне у Виктора Петровича был в гостях Фрэнсис Грин. И в качестве презента оставил несколько «греховных сосудов». Виктор Петрович, достав все это из холодильника, с лукавинкой в голосе предложил попробовать то, что потребляют капиталисты. Коллективно отвергнув виски и коньяк, решили, что по русскому обычаю «первую» картошку надобно обмыть водочкой, пусть и заморской.
После первой Виктор Петрович начал вспоминать о фронтовых «ста граммах», зачастую разбавленных водой из ближайшей лужи, о том, что свою порцию отдавал более старшим товарищам, иногда вместе с другом с Алтая, сложив свои «граммы», менялись с кем-либо на курево или еду. Разговор за столом шел неторопливый, обо всем, но главной темой все же была военная. Чувствовалось, что Виктор Петрович мыслями больше там, в своих фронтовых – сороковых. Третий тост, впрочем, выпили за любовь и присутствующую за столом даму.
Доводилось читать и слышать по ТВ о том, что Виктор Петрович любил «крепкие» выражения и не стеснялся употреблять их даже в присутствии женщин. Но зная его лично, пусть и совсем немного довелось нам общаться, с трудом представляю его в такой роли. Мне он запомнился как искренний, по-настоящему простой, совсем не «рисованный» человек, но при этом интеллигентный, эрудированный и очень деликатный, сам легко ранимый и поэтому старающийся не ранить другого.
Провожая нас, Виктор Петрович поблагодарил за приезд, за помощь, за удачную «первую» картошку. Эта была одна из последних встреч с Виктором Петровичем Астафьевым, общение с которым для меня осталось на всю жизнь счастливым даром судьбы.